Алексей Навальный посвятил свое последнее слово в суде проповеди Евангелия, что потрясло российскую общественность. Наконец-то Евангелие прозвучало не в качестве казенного и практически бессмысленного официоза, но как живое слово.
И напомнило мне это давнюю историю одного моего стихотворения.
Шёл 1984 год.
Чего только не пишут неофициальные поэты. А мне не пишется.
В моду входит и мощно утверждается в ней — неофициальной поэзии — неоклассицизм, пришедший на смену всяческому сюру.
А чего? Мне нравится. Только ведь это не мое. Как читателя — очень даже мое. А как автора — ну нисколько. Да и какой в Одессе неоклассицизм?
Правда, главному признанному поэту Одессы Юрию Михайлику неоклассицизм удается. Но на то Михайлик и поэт, что его неоклассицизм как бы отрицание отрицания.
"В Одессе конных памятников нет" — этими словами начинается одно из его стихотворений. Поэтическая констатация того, что настоящий классицизм из этого воздуха никогда родиться не сможет.
И что же мне делать? Решаю, конечно, не я.
И вот иду я зимним одесским днем по неуютной в это время 1984 года одесской улице, и в ушах зазвучало начало чего-то, причем сразу в готовом виде:
Хорошо на свете этом,
Если только знаешь как
В жизнь пришел ты: по билету,
Зайцем, волком, просто так.
Я ж не ведаю иного,
Кроме логики такой:
Есть собор Петра Святого,
Значит Петр был святой.
Вроде бы живенько, игриво. Но к чему?
В тот вечер сел за стол, и тут же досочинилось.
Ну и куда теперь с этим?
Ну совершенно не в духе ничего того, что в мейнстриме неофициозном, об официозе не говоря.
Недолго думая, отправил эти стихи Ольге Рожанской, чтобы, возможно, разобралась, и стал не без трепета ожидать ответа из Москвы. Поэзию Ольги тогда еще мало кто знал. Но только не я. Сегодня поэзию Рожанской считают религиозной и православной. Как по мне, её поэзия, что тогда, что сейчас, прежде всего поэтична.
Ответ через неделю получил восторженный, но с вопросом: "Но что же это? Новый "Сатирикон"?"
В том-то и дело, что откуда же я знал, но признание ободрило. И отправился я с этим стихотворением поступать в студию Михайлика, еще не будучи с Михайликом знаком.
Стихотворение вызвало известное замешательство. Но меня приняли после достаточно необычного обсуждения, на котором ныне известная поэтесса Ольга Ильницкая даже заявила, что я — это не я, чем повергла в шок всех, и меня в первую очередь, потому что я Олю, давнюю мою знакомую по семидесятым годам, тоже не узнал в обстановке окончательной победы Застоя в отдельно взятой стране. Кто это такая, которая говорит мне, что я — не я?
Разобрались, слава Богу.
А потом пришла Перестройка, и это стихотворение в 1987 году было прочитано на Одесском радио не мной, а артистом.
А что? Мне понравилось.
А через год Ольга Рожанская сказала, что пора эти стихи пристроить в хорошее место, и отправила их с оказией в максимовский "Континент", где их напечатали.
Увидел я этот номер "Континента" уже в Израиле.
И вот после очередного суда над Алексеем Навальным, кажется, начинаю понимать, к чему эти стихи были посланы мне в таком уже далеком 1984 году.
ПЕСНЬ ГЛУПЦА И НЕ ПРОРОКА
Хорошо на свете этом,
Если только знаешь как
В жизнь пришел ты: по билету,
Зайцем, волком, просто так.
Я ж не ведаю иного,
Кроме логики такой:
Есть собор Петра Святого,
Значит Петр был святой.
Он рыбачил в Палестине,
Исповедовал Закон
И до времени в помине
Знать не знал, что Петр он.
Озаренье, что проклятье —
В дом его пришла беда:
В непорочное зачатье
Он поверил навсегда.
Знать, работать надоело
Или просто ротозей,
Но отметим ради дела —
С ним одиннадцать друзей.
Есть у них руководитель —
Даром, что учен на вид —
Ходит, вы меня простите,
И такое говорит!
Говорит: "Пришла эпоха —
Вся страна пойдет под суд..." —
Дело ясно: кончит плохо,
В лучшем случае распнут.
Их не трогают покуда,
Образумится, даст Бог,
Тот же Петр или Иуда —
Я, конечно, не пророк.
Но болтать, что мир расколот
Совершенно ни к чему —
Разве Ирод был за голод,
За войну и за чуму?
Правил он рукой железной,
Рассерчав, казнил подчас —
Ирод он! Но неизвестно,
Что получится у вас.
Пусть поверят вам на слово,
Что у Бога три лица,
Что досье в аду готово
На любого мертвеца.
Пусть начнут друг друга люди
Как самих себя любить —
Хуже, может быть, не будет,
Даже лучше может быть.
Только что гадать, ей-богу,
Как нам жить наоборот —
Возвращайтесь в синагогу,
Не нервируйте народ.
Ненадежней нет покрова,
Чем нависшие века...
Есть собор Петра Святого,
Да и Павла есть пока.
1984.
