Впервые я понял, что что-то не так, когда в сентябре 1981 года попал сначала в Хабаровск, а потом в город N, на стройку века - гигантский завод, который должен был строить такие же гигантские подводные лодки, неумолимо разящие все то, что дышит, плавает и живет.
Был я там в качестве финансового лейтенанта, брошенного из московской колыбели в мир металлургических заводов, силикатных казарм, внутренних и строительных войск, сопок с бурундуками, не виданных ранее бочек с красной икрой, бомжей, а также сизой колбасы, разыскиваемой с отчаянием в пору леденящих сердце морозов, под солнцем, похожим на холодное сердце.
Сметана была счастьем. На полках расцветали ананасы и морская капуста. В офицерском общежитии, в двадцати стоящих рядом умывальниках жили пеленки, похожие на розы.
По городу бродили в самоволках чеченская, казахская и сибирская роты, вызывая отчаяние любителей человечества. Солдатская кровать была местом ангельского сна, но не она была главным и сущим. Выше ее в миру были валенки, а еще выше - отчаянно желтого цвета младенческая коляска, у которой отваливалось правое колесо.
Это был город N, последняя невиданная стройка империи, никогда не завершенная, потому что у десятков тысяч согнанных туда людей закончились силы. Впервые я увидел продуктовые карточки, и подержал их в руках.
Всё было не так, город был переполнен колониями, химиками, бомжами, бичами и местами их обитания. И когда я подпрыгивал на трамвае, держа младенца, как букет в руках, дорогу пересекала длинная колонна под конвоем, свистящая и весело размахивающая руками в знак полной вольности, свободы и особого расположения к тем, кто заточён в трамвае.
Всё было не так, все, что зачерпывало людей, как рабочую, пригнанную, покорную силу, способную возвести последнюю пирамиду на границах империи. Вертикаль, подчинение, полное распоряжение, творог как чудо, присланное с материка.
Там было всё для воспитания свободного мышления - вместе с погонами старшего лейтенанта и водкой, в которой нужно искупать их звезды, соединившись с замполитом и самим полковником над чашей из холодного стекла.
! Орфография и стилистика автора сохранены
